Верховный Суд РФ разъяснил: механизм привлечения к субсидиарной ответственности нельзя применять для решения корпоративного спора

В рамках дела о банкротстве общества кредиторы ЗАО и Кругляков А. обратились с заявлениями о привлечении к субсидиарной ответственности бывшего директора общества-должника Кузина Н. и участника общества-должника Кузина С. (с долей в уставном капитале в 51%).

Кредиторы заявили о нарушении Кузиными обязанности по своевременному обращению с заявлением о собственном банкротстве и ссылались на то, что в результате действий указанных лиц невозможно было удовлетворить требования конкурсных кредиторов.
В то же время Кузины ссылались на имеющийся в обществе корпоративный конфликт между ними и кредиторами и аффилированность между участником должника Кругляковым Антоном, кредитором с той же фамилией Кругляковым Алексеем и ЗАО. Кузины сообщили, что требования независимых кредиторов составляют лишь малую часть, а остальные требования принадлежат участникам должника и связанным с ними лицам. По мнению Кузиных, иск об их привлечении к субсидиарной ответственности подавался с целью давления в рамках конфликта между участниками общества.

Истцы с этими доводами не согласились и сообщили, что Кругляковы не связаны родством, что подтверждено в ходе судебного процесса, следовательно, их аффилированность не доказана.

Суд первой инстанции оставил без внимания доводы Кузиных и удовлетворил требования кредиторов. С Кузина Н. и Кузина С. взыскано более 75 млн. рублей, с таким решением согласились и суды апелляционной инстанции.

Суд первой инстанции назначил экспертизу, по результатам которой признаки неплатежеспособности у должника возникли по состоянию на 24.07.2013. Опираясь на эту информацию, суды пришли к выводу, что директор общества должен был обратиться с заявлением о банкротстве в срок не позднее 24.08.2013, однако не сделал этого.

Также суд первой инстанции указал, что после 24.08.2013 у должника возникли обязательства на сумму более 73 млн руб., при этом были учтены обязательства, вытекающие из договоров, заключенных в период с 2008 года по 2014 год.

Кроме того, суды отметили, что второй ответчик – Кузин С. тоже виновен в несвоевременном обращении с заявлением о банкротстве. Он приходился отцом директору общества и владел 51% акций общества, следовательно, он знал о неплатежеспособности должника и мог настоять на обращении Кузина Н с заявлением о банкротстве.

Истцы заявляли о невозможности удовлетворения требований кредиторов из-за следующих виновных действий Кузиных:
• искажение данных бухгалтерской и иной финансовой отчетности;
• совершение убыточных сделок.

Относительно убыточных сделок суды установили, что некоторые обязательства должника возникли после заключения договоров поручительства в целях обеспечения исполнения обязательств общества «А» перед обществом «Н» по договорам займа. При этом обе компании были подконтрольны Кузину С., что говорит о недобросовестном характере сделок.
Также было установлено, что перед банкротством в 2013 году Кузин Н. и Кузин С. продали часть принадлежащих им долей в уставном капитале самому обществу по завышенной цене.

Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ в определении от 28.09.2020 по делу N А23-6235/2015 отметила следующие:

Привлекая Кузиных к ответственности по этому основанию, суды сослались на три основополагающих обстоятельства:
• факт выдачи должником поручительства за аффилированное с Кузиным С. лицо;
• реализацию обществу частей принадлежащих Кузиным долей по завышенной цене;
• искажение данных отчетности должника.

Однако в отношении первого обстоятельства судом округа ранее сделан вывод о том, что договор поручительства не является недействительным (мнимым). Следовательно, он не мог быть противопоставлен ответчикам в рамках иска о привлечении их к субсидиарной ответственности, поскольку ранее суд не усмотрел недобросовестности в поведении органов управления обществом при заключении сделки.

Относительно сделок по продаже самому обществу частей долей в уставном капитале ответчики неоднократно заявляли, что такие сделки заключались не только с Кузиными, а со всеми участниками общества. Кроме этого, должник не оплачивал эти доли. Касса в обществе не велась, отсутствуют документы, доказывающие факт перечисления средств продавцам. Однако суды проигнорировали эти доводы и не выяснили, был ли причинен вред должнику и его кредиторам от указанных сделок.

В отношении искажения данных отчетности должника ВС РФ указал, что этот факт не повлиял негативно на процесс банкротства должника, так как сами суды признали состоявшейся передачу конкурсному управляющему всей документации о хозяйственной деятельности должника.

При расчете задолженности суды первой и апелляционной инстанции сослались на договоры, заключенные в период с 2008 года по 2014 год, однако из материалов дела следует, что основная часть обязательств возникла до 24.08.2013. Рассматривая дело, суды ошибочно определили срок возникновения обязательства в качестве срока его исполнения. Однако срок исполнения денежного обязательства не всегда совпадает с датой возникновения этого обязательства. Суды должны были проанализировать конкретные сделки должника, учитывая правовую природу соответствующих обязательств, а затем определять, относится ли возникновение требования к спорному периоду или нет.

Кроме того, в обоснование возникновения неплатежеспособности с 24.07.2013 года, суды ссылались на результаты судебной экспертизы. Однако с точки зрения банкротного законодательства неплатежеспособность определяется исключительной судами, а не экспертизой.

Касательно выводов нижестоящих судов о том, что Кузин С. также виновен в несвоевременном обращении с заявлением о банкротстве в силу преобладающего влияния в уставном капитале общества, ВС РФ пояснил следующее. Актуальная на момент спорных отношений редакция закона о банкротстве не предусматривала ни права, ни обязанности для Кузина С. обращаться в суд с заявлением о банкротстве должника, следовательно, он ничего не нарушил.

Суды проигнорировали доводы Кузиных о наличии корпоративного конфликта и аффилированности между одним из участников должника и кредиторами. ВС РФ разъяснил, что аффилированность не всегда проистекает из родственных отношений, она может быть и фактической. Так, участник общества и один из его основных кредиторов имеют одинаковые фамилии и отчества. Оба входят в совет директоров другого кредитора должника – ЗАО. Договор займа от имени ЗАО с должником подписывал участник должника Кругляков А. Учитывая эти и иные факты ВС РФ пришел к выводу о наличии между названными лицами, как минимум, фактической аффилированности.

ВС РФ указал, что в рассматриваемом случае истцы и их аффилированные лица причастны к управлению должником, не имеют статуса независимых кредиторов, и не имеют возможности заявлять требование о привлечении к субсидиарной ответственности. Подача такого иска может расцениваться как попытка истцов компенсировать последствия неудачного инвестирования в бизнес должника. При этом вопрос об аффилированности Кругляковых и ЗАО имел существенное значение при разрешении спора, однако суды не уделили внимания этому обстоятельству.

Если истцы считали, что их партнеры по бизнесу Кузины действовали неразумно или недобросовестно по отношению к компании, они могли защитить свои права методами, содержащимися в корпоративном, а не банкротном законодательстве.